«Общество переосмысляет Россию и ее наследие, а коррумпированные автократы — нет». О Центральной Азии и деколониальности

16.04.2025, 06:31 rus.azattyq.org

Деколониальность была основной темой одного из выпусков подкаста Majlis журналиста Брюса Панниера. Участники: • Эрика Марат, профессор политологии в Национальном университете обороны в Вашингтоне и эксперт по Центральной Азии родом из Кыргызстана; • Диана Кудайберген, политический социолог при Университетском колледже Лондона, уроженка Казахстана; • Азамат Жунисбай, социолог и профессор колледжа Питцера в Клермонте, США, уроженец Казахстана. Брюс Панниер: Тема исторического наследия России в Центральной Азии всё чаще поднимается в регионе после начала полномасштабной войны в Украине. Многие россияне, особенно официальные лица, любят утверждать, а в некоторых случаях настаивают, что колонизация была полезной для региона. Но всё больше людей придерживаются иного взгляда на годы под российским, а затем и советским владычеством. Это вызвало широкую дискуссию по всему региону: как следует оценивать эти годы и каким должны быть взаимоотношения Центральной Азии с Россией в будущем. Диана, пару лет назад мы уже делали выпуск о деколониальном дискурсе и его развитии, но с тех пор многое изменилось. Вы активно участвуете в этом процессе. В каком направлении движется этот разговор? Диана Кудайберген: Я участвовала в подкасте «Одеколон», который делают мои коллеги из Кыргызстана. Это совместный проект между сообществами Северной Евразии — людьми из Саха (Якутии), Тувы, Бурятии и других регионов — и центральноазиатскими участниками. В этих разговорах я замечаю, как идея российского колониализма и его вреда для наших культур — хоть и с разной степенью, и в разных аспектах — активно обсуждается именно с транснациональной, трансграничной перспективы. Это очень интересный диалог. Конечно, сама идея, что российское или любое другое колониальное правление могло быть «полезным» — в кавычках — кажется мне довольно зловещей. И мы это обсуждаем. Вопрос языка — отдельная горячая тема. Можно ли деколонизировать русский язык? Что нам делать с этим наследием? Ведь множество людей — не только в Центральной Азии, но и в Северной Евразии — не говорят на родных языках именно из-за русской колонизации. Так что делать с этим? Мне кажется, это один из самых трудных и острых вопросов в этих обсуждениях. Брюс Панниер: Эрика, когда в Кыргызстане решили перевести все официальные документы на кыргызский язык, российский МИД выступил с протестом и назвал это дискриминацией. Как, на ваш взгляд, проходит переход с русского на родные языки в Центральной Азии? Эрика Марат: Мне кажется, вопрос языка особенно остро стоит в Казахстане и Кыргызстане, а также в североазиатских республиках, находящихся внутри России. Потому что именно нас колонизировали и русфицировали особенно жестоко. Очевидно, что сейчас появляется новый интерес к изучению родных языков. Люди хотят не только снова учить их, но и узнать, что было утеряно вместе с ними — литература, культура, элементы наследия. Интерес растёт, но нужны ресурсы. Одного энтузиазма недостаточно. В этом плане Казахстан более оснащён — там больше литературы на казахском языке, инициатив по его изучению. У Кыргызстана ресурсов меньше, но есть множество инициатив снизу — группы помогают тем, кто хочет выучить кыргызский. В городах всё больше семей стремятся обучать на нем детей. Если говорить о русском языке, я считаю, что если мы воспринимаем его как средство общения, а не как политизированный инструмент, то неважно, на каком языке мы это обсуждаем. Важно, чтобы была возможность общаться, обмениваться идеями, развивать новое, деколониальное сознание. Обсуждая деколониализм на русском, мы фактически деколонизируем сам язык. Как сказал один мой украинский студент, когда мы говорили о вторжении России — по-русски: «Ничего нет страшного в том, чтобы использовать инструмент колонизатора против него самого». Это и моя позиция. Брюс Панниер: Вы активно выступаете в соцсетях на тему деколонизации. Как вы видите процесс в Центральной Азии после начала войны в Украине? Азамат Жунисбай: В последнее время я много думаю о результатах исследования, которое провел прошлым летом [разговор записывался летом 2024 года]: 40 интервью с этническими казахами в Алматы, чтобы узнать, как они воспринимают советский период, что думают о колонизации и деколонизации. И особенно интересно было выяснить, влияет ли на их взгляды язык, который они используют в повседневной жизни, — то, на каком языке они получают новости, общаются. Половина из 40 интервью была с людьми, которые в основном пользуются казахским. Русским владеют, как почти все в Казахстане, но казахский — основной. Другая половина — этнические казахи, использующие русский в повседневной жизни, как моя семья. Внутри каждой из этих групп мы выделили подгруппы: 10 человек моложе 30 лет (то есть росшие после 1991 года) и 10 человек старше 50 (те, кто социализировался в советское время). Получилось четыре группы: пожилые и молодые казахоязычные, пожилые и молодые русскоязычные. Результаты оказались очень интересными. Люди, чья жизнь проходит на казахском языке, кто через него получает знания о мире, гораздо более критичны к советскому периоду. Они прямо говорят: «Это была колонизация» — как молодёжь, так и пожилые. А вот в группе русскоязычных казахов большую роль играет возраст. Молодёжь (до 30) также критична к советскому наследию. Ушёл дискурс о «модернизации», «построенных для нас дорогах и больницах». Молодые говорили о Голоде, экологической катастрофе, утрате языка, уничтожении интеллигенции. Пожилые русскоязычные казахи — группа, которая оказалась наиболее уязвимой к современным российским нарративам, идеям о «благотворной» колонизации. У них эти стереотипы встречались чаще и были сильнее выражены. Я планирую глубже изучить эти паттерны, но уже сейчас видно, что всё очень сильно связано с медиапотреблением. У молодых людей часто даже нет телевизора или они не смотрят его, не получая поток пропаганды с российских каналов. А пожилые смотрят, но, если это ТВ на казахском, «ядовитые» российские нарративы просто не доходят. Так что наиболее уязвимая к российской пропаганде группа — пожилые русскоязычные казахи. Брюс Панниер: Быстрый вопрос на продолжение. Вы видите сдвиг в медиапотреблении в Казахстане? Казахоязычные СМИ становятся популярнее? Азамат Жунисбай: Да, безусловно. Это отражает демографические изменения. Я отчётливо вижу разницу. Когда бываю дома, включаю телевизор у мамы: казахоязычного контента стало несравнимо больше. Я помню начало 2000-х, когда ввели обязательное требование: не менее 50 процентов контента на казахском. Тогда такие программы часто ставили ранним утром или глубокой ночью — формально выполняли квоту, но никто не смотрел. Сейчас это меняется. Контент на казахском стал гораздо более заметным и важным. Брюс Панниер: Диана, несколько лет назад я был в Казахстане, сидел в гостиничном номере, по телевизору шёл казахстанский сериал. Меня это заинтересовало, потому что в нем были как этнические русские, так и этнические казахи, и они смешивали языки — переходили с казахского на русский и обратно. Становится ли казахский язык более доминирующим, или это стремление к какому-то балансу? Диана Кудайберген: Что я сама наблюдаю уже, наверное, около десятилетия, а особенно с началом вторжения в 2022 году, — это сдвиг, происходящий «снизу». Люди больше не вынуждены изучать язык или говорить на нем, как это было раньше — из-за обязательной школьной программы или для устройства на работу. Сейчас это скорее движение «снизу»: казахский контент становится всё более популярным, это модно, «круто». Все говорят о новой волне в казахской музыке, казахский рэп, на мой взгляд, всегда был популярен, даже когда я была подростком. И рэп всегда был двуязычным, свободно смешивал языки, делал это интересно и органично. Сейчас это становится трендом. «Крутость» казахского языка и казахской распространилась на сферы, где такого раньше не было. Особенно это заметно в медиа — не только в государственных, но и в независимых. Мы видим настоящий подъём, особенно в Казахстане, развития деколониального мышления, особенно в художественной и культурной среде. Появляется волна деколониального феминистского кино. Сейчас в Казахстане проходит несколько замечательных кинофестивалей. Один из них — «Көзқарас» — это феминистский кинофестиваль, организованный Маликой Мухамеджан, молодой казахской режиссёркой. Она представляет поколение, которое уже не «назарбаевское», а послепостсоветское. И для них говорить на казахском, русском, английском — но в первую очередь на казахском — это не обязанность. Это естественно, это стиль, способ существования, и он крутой. И они даже «захватывают» такие колониальные пространства, как Алматы. Я постоянно повторяю: это очень колониальный город. Люди, которые судят о Казахстане только по Алматы, видят очень узкую, урбанизированную картину. Смотреть на Казахстан только через него неправильно, потому что Алматы говорит только за себя. Но даже он меняется. Казахский язык становится «крутым» даже в кругах, которые раньше его не признавали. А если выйти за пределы Алматы, Астаны, то в регионах, например, в Мангистау, казахский всегда был языком общения. Когда я была в Жанаозене, почти не слышала русской речи, даже смешанной — и это было так освежающе, просто говорить на казахском каждый день. Так что ситуация меняется. И у деколониальных активистов, у писателей — например, у нас есть потрясающее сообщество авторов — это движение очень мощное. Один из моих любимых — Тилек Ырысбек, сейчас одна из самых ярких фигур в казахской и центральноазиатской сцене. Он говорит на прекрасном казахском, создает интереснейший контент. И даже те, кто раньше был русскоязычным или билингвом, начинают делать казахоязычный контент. Наблюдается настоящий всплеск в современном искусстве. Одна из моих следующих книг как раз об этом — протестном искусстве Центральной Азии. Я наблюдаю, как мои знакомые, с которыми мы общаемся уже больше десяти лет, вдруг говорят: «Я хочу говорить с тобой на казахском, пусть даже с ошибками, с акцентом, но хочу говорить на своём языке». Это очень красиво. Особенно это д