Наш веб-сайт использует файлы cookie, чтобы предоставить вам возможность просматривать релевантную информацию. Прежде чем продолжить использование нашего веб-сайта, вы соглашаетесь и принимаете нашу политику использования файлов cookie и конфиденциальность.

Компромисс между художником и властью

kazpravda.kz

Компромисс между художником и властью

28 сентября исполнилось 125 лет со дня рождения Мухтара Ауэзова. Его творчество стало духовным достоянием не только казахстанской, но и мировой общественности.Трагедия триумфатораМеждународный казахский ПЕН-клуб инициировал к 120-летнему юбилею писателя издание на английском языке сборника Mukhtar AUEZOV «Beauty in mourning» (Мухтар АУЭЗОВ «Красавица в трауре»), в который вошли произведения, написанные классиком казахской литературы в 20–30 годах прошлого века: «Сиротская доля», «Красавица в трау­ре», «Серый Лютый», «Выстрел на перевале» и «Лихая година».Известный московский литературовед Николай Анастасьев 15 лет назад, к 110-летию писателя, написал книгу об Аузове в серии ЖЗЛ – «Мухтар Ауэзов: трагедия триумфатора». Через два года казахстанский режиссер Александр Головинский поставил по ней полуторачасовую картину «Трагедия триумфатора». В свое время она получила множество международных наград, а сегодня картину наиболее активные из казахстанских учителей используют на уроках для ознакомления детей с биографией писателя.– Все началось с того, что Мурат Ауэзов, сын писателя, подарил мне два первых тома романа-эпопеи «Путь Абая» с новым переводом Анатолия Кима и заодно дал почитать книгу своего однокашника по Московскому университету Николая Анастасьева – «Мухтар Ауэзов: трагедия триумфатора», – рассказывает режиссер. – Взахлеб прочтя и то, и другое, посчитал для себя «величайшим грехом» не сделать по книге последнего фильм об Ауэзове. А дальше все было как в сказке: звонок Министерства культуры и спорта и добро на съемки. Николай Анаста­сьев стал автором сценария, а затем и ведущим документальной картины, где доминирующей стала тема компромисса между художником и властью.В 1928 году Мухтар Ауэзов пос­ле окончания Ленинградского государственного университета прие­хал в Ташкент, где поступил в аспирантуру. В его жизни все тогда складывалось хорошо. Родилась дочь, замечательно в творчестве: стал одним из самых видных казахских новеллистов, в числе других шедевров был написан рассказ «Серый Лютый», интенсивно шла работа над изучением биографии Абая. Все оборвалось внезапно. В начале октября 1930 года он был арестован и отправлен в Алма-Ату. После недельного пребывания в следственном изоляторе было вынесено следующее постановление: «1930 года 8 октября, начальник первого отделения УГПУ КазССР Попов, рассмотрев следственное дело № 1370, постановил в качестве меры пресечения в отношении граждан Ауэзова М., Кашкинбаева И., Кудерина Ж., Каменгерова К. применить заключение под стражу с содержанием в арестном помещении при комендатуре ПП УГПУ КазССР».А 10 июня 1932 года в «Казах­стан­ской правде» появилось заявление Мухтара Ауэзова: «Я считаю своим долгом перед лицом всей советской общественности прибавить и свой голос в признание своих прежних ошибок, самоосуж­дения и искреннего идейного разоружения. Характерные для моей прошлой литературной деятельности произведения – такие, как «Енлик-Кебек», «Каракоз», – отражают далекий от современной революционной действительности быт казахов …».Позже возникли, напластовываясь друг на друга, несколько версий появления этого документа. Одна из них – Мухтар Ауэ­зов решил сыграть со своими тюремщиками в их игру, но по своим правилам. Это был большой риск. Власть могла заподозрить и раскрыть ее, и тогда тому, кто ее затеял, пришлось бы несладко.Это было начало 30-х, до кровавого 1937 года оставалось еще несколько лет. И поэтому местной власти нужно было отчитаться о проведенном мероприятии и она удовлетворилась этим формальным заявлением, дав узнику волю, правда, оставляя за собой право надзора за ним.Николай Анастасьев, автор книги «Мухтар Ауэзов: трагедия триумфатора», по которой Александр Головинский поставил свою почти одноименную картину, считал, что если бы не сибирский острог, в жизни Достоевского не было бы не только «Записок из мертвого дома», но и, возможно, «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых»: «В случае с Ауэзовым то же – если не было бы Алматинского застенка и душевных мук, связанных с освобождением из тюрьмы, кто знает, появилась бы на свет или нет главная книга Мухтара Ауэзова».Николай Анастасьев вспоминал, что перед тем, как приступить к своей книге «Трагедия триумфатора», перечитал «Путь Абая» после долгого перерыва:– Впечатление осталось то же самое, что много лет назад, – мощь, глыба, эпическое дыхание. И всему этому противоречит общий, усредненный, а иногда и просто колченогий русский язык. Это особенно ощущается в прямой речи Абая. Он говорит не как поэт, а как советский бухгалтер. Я не был с ним знаком, но все говорят, что Ауэзов замечательно владел русским языком, причем не на бытовом уровне, а на уровне оттенков и ритма.Тогда почему же писатель, в совершенстве владея языком, авторизовал перевод, сделанный группой советских переводчиков? По мнению автора второго перевода «Пути Абая» Анатолия Кима, считающего, что большого писателя должен переводить большой писатель, которому не обязательно владеть языком оригинала, у Ауэзова не было другого выхода.– На лучшее он просто не мог надеяться, заведомо в экспозиции этого проекта стояли две совершенно разновеликие сущности, – говорит он. – С одной стороны, волшебник казахского языка, каким его воспринимала казахская читающая публика. А с другой – та бригада переводчиков, которая бралась его переводить. Это были заурядные советские писатели. В то время к литературе братских народов вообще относились по-имперски – сверху вниз. Ауэзов принял этот перевод и авторизовал его из высших соображений. Я же, берясь за переводы, больше предрасположен нырять вглубь человеческого сознания, а тут передо мной оказался писатель с широчайшим обзором не только своего времени и не только того времени, которое описано в романе. Художественный перевод – это создание прозы, а мне же нужно было найти в самом себе совершенно новый инструментарий, по сути, заново родиться, чтобы учиться работать как переводчику писателя-эпика.«Манас» спасен!Еще один яркий эпизод из жизни классика. В последние годы жизни Мухтар Ауэзов часто ездил в Чолпон-Ату. На берегу Иссык-Куля в 1958 году построил скромный уединенный домик. Он словно двигался путем, уже пройденным не однажды в воображении и запечатленным художественно. Трагедию, посвященную совместному историческому действию киргизов и казахов, Мухтар Ауэ­зов описал в одной из лучших своих повестей – «Лихой године», рассказывающей о событиях 1916 года, прошедшего под знаком народно-освободительного движения против колониального режима не только казахов, но и других народов, проживавших в Средней Азии. Этому предшествовал, напомним, царский указ о реквизиции на тыловые работы «инородческого» мужского населения Казахстана, Центральной Азии и частично Сибири в возрас­те от 19 до 43 лет во время Первой мировой войны.У «Лихой годины» была нелегкая доля. Опубликованная впервые в 1928 году, она затем на долгие годы исчезла – находилась «за решеткой», то есть под запретом. К соотечественникам повесть вернулась лишь в 70-е годы окружным путем– через Москву, через русский перевод, опубликованный в «Новом мире» стараниями Чингиза Айтматова. Это была дань уважения казахскому классику и... возвращение долга. Кыргызский классик никогда не забывал, что Мухтар Ауэзов некогда спас «Манас» – великий эпос киргизов.В конце 40-х – начале 50-х годов прошлого века государственная идеологическая артиллерия била по многим мишеням. В том числе и по народному эпосу и легенде – всему тому, из чего растет нацио­нальная культура. В осаде оказался и «Манас», исследованием которого Мухтар Ауэзов профессионально занимался с далеких 20-х годов.Споры вокруг этого эпоса начались еще в начале 30-х годов прошлого века. Все, кто занимался его исследованием, в 1937 году был расстреляны, а в 1950-м – посажены.В 1935 году, когда манасоведы пригласили его на свой форум, Мухтар Ауэзов сказал, что великий эпос надо во чтобы то ни стало издавать в полном объеме, отредактировав лишь ту часть, которая противоречит сегодняшней идеологии партии и правительства. Он очень боялся, что если споры будут продолжаться, то «Манас» никогда не увидит свет.Вторую великую акцию Мухтар сделал в 1953 году на Всесоюзной научной конференции. Участники один за другим поднимались на трибуну, чтобы заклеймить «Манас» как антинародное произведение и вместилище реакционных тенденций. Даже среди киргизских манасоведов были тогда большие разногласия. Мухтар Ауэзов знал, чем может для него закончиться участие в конференции.Он даже оставил записку жене: «Еду, хотя знаю, чем мне это угрожает». Когда он, взойдя на трибуну, заговорил о том, что из себя на самом деле представляет «Манас», его речь переломила тенденцию – судилище превратилось в спокойную научную конференцию. Когда Мухтар закончил свое довольно продолжительное выступление, кто-то, как вспоминал Чингиз Айт­матов, вскочил с места, подбежал к окну и выкрикнул, обращаясь к людям, собравшимся на площади перед зданием Союза писателей Киргизии: «Спасен!».Отъезд Мухтара Ауэзова в начале 50-х годов в Москву оброс немалым количеством легенд – уезжая то ли по подложным документам, то ли по чужому пас­порту, он торопливо бежал по трапу самолета, уходя от погони.По словам внучки писателя Зифы-Алуы Ауэзовой, одним из ключевых моментов, проливающих свет на эту историю, является стенограмма заседания Союза писателей Казахстана, где обсуж­далась тема казахского эпоса и того, в каких дозах возможно обращение к этому наследию и возможно ли оно вообще. Эта дискуссия привела к полному идеологическому осуждению того, что сделано Мухтаром Ауэ­зовым в предыдущие этапы его творчества. После этого стало ясно – дальнейшее его пребывание в Казахстане опасно.Крупнейший, признанный всеми (и прежде всего у себя дома) писатель, лауреат Ленинской премии, орденоносец, профессор, академик вдруг ощущает, как над ним собираются тучи, возникает некая стена – невидимая, но высокая. Знакомые перебегают на другую сторону улицы, и писатель решил уйти в эмиграцию. Но куда? В пасть к дракону – в Москву, потому что тогдашние литературные вельможи – Ф
  • Последние
Больше новостей

Новости по дням

Сегодня,
29 марта 2024