Наш веб-сайт использует файлы cookie, чтобы предоставить вам возможность просматривать релевантную информацию. Прежде чем продолжить использование нашего веб-сайта, вы соглашаетесь и принимаете нашу политику использования файлов cookie и конфиденциальность.
Наиболее известной и масштабной личностью, промелькнувшей в Верном в самые первые годы существования поселения, несомненно следует считать Петра Петровича СЕМЁНОВА (в те годы ещё далеко не Тян-Шанского), побывавшего у нас в 1856 и 1857 годах в ходе своего знаменитого путешествия на Тянь-Шань. Потому-то, как мне кажется, его сведения о том "тёмном периоде" интересны для всех патриотов нашего города и любителей истории. Что увидел у нас отец русской географии? Пётр Петрович Семёнов-Тян-Шанский (1827 – 1914) происходил из дворян Рязанской губернии. После окончания Школы гвардейских подпрапорщиков (Николаевское кавалерийское училище) учился в Петербургском, а затем в Берлинском университетах. Проникновение в Тянь-Шань – апофеоз Семёнова-путешественника. Именно за это предприятие в 1906 году (спустя 50 лет) императорским указом ему и был присвоен титул Тян-Шанского. А вскоре он награждается и величайшей наградой Империи – орденом Андрея Первозванного. Блестящий интеллектуал и последовательный государственник. Так можно охарактеризовать Семёнова одной фразой. За что бы он ни брался, он всюду оставлял свой яркий след. А брался он за многое. На время фактического руководства Семёновым падает самый блестящий период деятельности Русского императорского географического общества. Он принимал деятельное участие и в подготовке "крестьянской реформы" 1861 года. Под его началом появляется российская статистика. Коллекция фламандской и голландской живописи Семёнова (ныне хранится в Эрмитаже) относилась к величайшим собраниям мира. Сенатор, член Государственного совета (его, среди прочих, можно видеть на знаменитом полотне РЕПИНА), академик Академии наук, действительный член Академии художеств, организатор русской части Всемирной выставки в Париже, вдохновитель и автор таких уникальных и до сих пор непревзойденных изданий, как многотомная "Живописная Россия" и "Россия. Полное географическое описание нашего Отечества" (один из томов которой почти целиком, а еще один – частично, посвящены территории современного Казахстана). Для нас небезынтересно участие Семёнова и в судьбе Чокана ВАЛИХАНОВА, которого он знал лично и в продвижении которого принимал самое деятельное участие – знаменитая "экспедиция в Кашгар" была инициирована именно Петром Петровичем. К приезду Семёнова-Тян-Шанского Верненское укрепление уже успело обрасти некоторыми атрибутами состоявшегося военного форпоста. Хотя с момента в 1854 году основания минуло всего два года. Верный в 1857 году. Фрагменты рисунка Павла Кошарова. Однако сразу за околицей молодого поселения в те годы начиналось Великое Белое Пятно, которое тянулось отсюда до границ Индии, Персии и Внутреннего Китая, занимая необъятную сердцевину огромной Евразии. О степени белоснежности Великого Пятна, говорит то, что "теоретическая география" первой половины XIX века, опираясь на данные странников-мистиков, рисовала здесь несуществующие хребты и всемирный центр вулканизма. И в данном случае речь вовсе не об инсинуациях настырных недоучек, а о заблуждениях таких гигантов в области географической науки как ГУМБОЛЬДТ и РИТТЕР. Молодому (но уже весьма авторитетному!) географу Семёнову и предстояло оставить первые шаги на девственной белизне карты у северного края Великого Пятна. Успех предприятия, как обычно в этом регионе в те годы, определялся интересами не столько науки, сколько военного ведомства. А значит, необходимо было соразмерять свои научные аппетиты с ухищрёнными ходами Большой Игры, которая с азартом велась тогда между Британией и Россией. Впрочем, интерес военных к тому, что творится за ближайшими рубежами новообретённых земель, был более чем великим. Неудивительно, что все заметные географические открытия в Центральной Азии делали тогда те ученые, которые заодно со своим научным любопытством могли удовлетворить любознательность государства. Семёнов, совмещая в себе ученого-энциклопедиста и прирожденного дипломата, а высочайшую научную образованность разделяя с реальным военным образованием, был именно таким, каким и нужно было быть исследователю, претендующему на открытия в этой области земного шара. Потому в его лице, всё изначально предвещало успех проникновения в закрытые доселе от взоров образованных европейцев районы Центрального Тянь-Шаня. Ну, а вторым немаловажным элементом реальности удачи стал факт появления рядом с Великим Белым Пятном прекрасной "экспедиционной базы" в виде укрепления Верного. Именно отсюда три раза уходил Семёнов за грань картографического пространства и сюда же возвращался перегруженный впечатлениями, знаниями, коллекциями, открытиями и проектами дальнейших исследований. Впервые Семёнов увидел Верный в самом конце лета 1856 года. А вернее – не увидел. Потому что длинный путь, аж от Чингильдинского пикета, с переправой через Или - позволил добраться до места лишь в темноте. "Когда мы стали подъезжать к Верному, наступила темная ночь. Тем эффектнее представились мне совершенно неожиданно на всем широком пространстве только что основанного укрепления веселые разноцветные огни зажженной в этот день иллюминации, которая представила мне Верном в совершенно феерическом виде. Я знал, что домов в Верном, кроме наскоро выстроенного домика пристава Большой орды, еще не существует, а между тем блестящие разноцветные шкалики обозначали красивые фасады этих несуществующих домов. Когда же я проснулся на другой день в приготовленной мне просторной юрте и вышел из нее, то никаких домов и домовых фасадов не оказалось. Обнаружилось, что вечером от хитроумно придуманной иллюминации произошла полная иллюзия". Так позднее вспоминал сам Семёнов эту первую встречу с Верным. Приставом Большой орды состоял в те годы "образованный полковник ХОМЕНТОВСКИЙ", знакомый Семёнова по военной юности. Приятный собеседник и умный человек, полковник, правда, страдал от "недостатка, который парализовал столь многих из наших лучших в то время окраинных деятелей, - алкоголизма". Может быть, из-за этого уже через два дня трезвенник Семёнов, долго не задерживаясь, выехал в сопровождении 10 казаков, 2 киргизов (казахов) и своего слуги в свою первую "рекогносцировку" к Иссык-Кулю. "При выезде из Верного встретили веселый хоровод русских переселенцев из крестьян, только что прибывших в Верный". Верный в 1857 году. Фрагменты рисунка Павла Кошарова. В 1856 году в Верный прибыли 1464 переселенца (против сотни заехавших в 1855-м). В основном крестьяне. Так что к моменту появления тут Петра Петровича в укреплении было уже довольно людно. Жизнь военного форпоста немыслимо представить без неожиданностей, постоянно исходящих от его окружения. Верный исключением не был. Если отбросить неизбежные издержки колонизации и посмотреть непредвзято, отношения между местными казахами и пришельцами в те ранние годы в общем-то были хотя и настороженными, но довольно корректными. Во всяком случае, новые игроки несли с собой совершенно иную культуру взаимоотношений с подданными, нежели прежние претенденты на руководящие роли в местной истории – кокандцы и китайцы. Но обстановка вокруг оставалась более чем сложной. Взять, к примеру, веками практиковавшуюся у кочевых народов баранту - угон скота у противника в знак мести, торжества справедливости или просто из удальства. Известно, что в первые годы существования Верного предпринималось несколько таких попыток увода войсковых и казачьих лошадей. В основном – чуйскими киргизами, подданными Коканда. Попыток, нужно сказать, успешных. Причем наряду с гарнизоном крепости и казаками-станичниками от "каракиргизской баранты" страдали и новые граждане Российской империи – окрестные казахи Старшего жуза. Недаром в погонях за угонщиками они принимали самое активное участие, известно, например, что однажды из глупого и трудного положения русских выручил, предоставив им лошадей для погони, султан Тезек - приятель Семёнова и будущий родственник Валиханова. Один из масштабных налётов на табуны случился и осенью 1856 года. Когда Семёнов возвращался в Верный из своей первой "рекогносцировки" на Иссык-Куль, в Заилийском крае как раз произошел очередной инцидент – "разграбление в десяти верстах от Верного русского торгового каравана, шедшего в Ташкент, а также каракиргизская баранта, направленная против верных наших подданных – киргизов Большой орды". Приехавший Семёнов, правда, застал лишь возвращение отряда под предводительством своего бравого приятеля Хоментовского, ходившего в Чуйскую долину на выручку угнанных лошадей. Рейд за Кастекский перевал считался вполне успешным, хотя в ходе его и было потеряно убитыми 17 человек. Но скот отбили (и даже с излишками), а паника, посеянная среди кокандских подданных неожиданным нападением, была великой. Сколь великой? Это и должен был выяснить посланный "по горячим следам" разведывательный отряд, которому предстояло проникнуть через Боом на Иссык-Куль. Возглавить разведрейд Хоментовский предложил… Семёнову, предоставив в его распоряжение целую казачью сотню. Исследователь, как истый участник Большой Игры, конечно же, не преминул воспользоваться возможностью, чтобы с таким конвоем проникнуть в Чуйскую долину и еще дальше, на Иссык-Куль, но уже с запада. Однако описание этого предприятия не входят в цели данного эссе, и мы вернемся к нему как-нибудь после. Уже 1 октября путешественник и его отряд благополучно вернулись в Верный. "1 октября поутру мы совершили последний переезд и благополучно вернулись в Верный, где были торжественно встречены городским населением. Особенно радовались нашему успеху два интеллигента этой юной колонии, которой предстояла такая блестящая будущность, - полковник Хоментовский и артиллерийский капитан ОБУХ. Этот последний был очень симпатичным и талантливым человеком, к сожалению, не чуждым общего порока лучших людей нашей юной колонии – алкоголизма. Впоследствии он первым с известным путешественником Н.А. СЕВЕРЦОВЫМ вошел при взятии Ташкента на вал крепости, но был сражен там вражеской пулей". Наступавшие холода не предвещали ничего интересного, и, зная гусарские нравы своих интеллигентных приятелей - Семёнов предпочёл зимовать не в
