В Казахстане наметился подъем интереса к государственному языку, считает известный популяризатор казахского языка Канат Тасибеков

11.08.2022, 20:44 kazpravda.kz

Демография и языкВ Казахстане наметился подъем интереса к государственному языку, считает известный популяризатор казахского языка Канат Тасибеков. Наша задача – не дать ему угаснуть.Разговорить человекаПо его словам, такой же интерес к казахскому языку наблюдался, когда наша страна обрела независимость.– Потом, когда люди столкнулись с нехваткой учебников и учителей, этот интерес пошел на спад, – считает Канат. – Теперь опять идет подъем, наша задача – не дать ему угаснуть и поддерживать тех, кто реально занимается популяризацией языка. Помочь, например, снять видеоуроки. Если делать это профессионально, нужна серьезная помощь государства.Напомним: Канат Тасибеков является автором популярной серии самоучителей казахского языка «Ситуативный казахский». На днях он провел в Национальной библиотеке РК 250-е заседание разговорного дискуссионного клуба казахского языка «Мәміле». Встречи здесь проходят в течение последних пяти лет каждую субботу.– В клуб «Мәміле» в основном приходят люди зрелые по зову сердца – это чаще всего казахи, у которых жас келіп қалды – возраст подошел, – рассказывает Канат. – Пару дней назад ко мне заехала пианистка Жания Аубакирова за «Ситуативным казахским» для приятельницы, которая живет за границей. Та, оказывается, сказала, что общалась в Алматы с ажекой, которая не знает родного языка. Это на женщину произвело столь гнетущее впечатление (ей как никогда стала понятна распространенная на Западе фраза про казахов – russian speaking Chines (русскоязычные китайцы), что она срочно решила заняться языком. Я ее, эту женщину, понимаю – у меня у самого оставил неприятный осадок недавний диалог с 75-летним аксакалом:– Ассалям алейкум, ағай! Қалыныз қалай?– А, ничего, пойдет.Другой случай был с умирающей пожилой женщиной, с которой мы с женой пришли попрощаться. Рядом сидел мулла, а она в забытьи повторяла: «Дай бог, дай бог…» То есть уходила из жизни, обращаясь к Всевышнему на русском языке.Кстати, что касается самой Жании Аубакировой. Коренная алматинка, пианистка, чья известность шагнула за пределы республики, она сейчас активно совершенствует родной язык. Взялась за это очень серьезно и уже не просто говорит на нем, но и пишет тексты.Еще одна категория активно изучающих сейчас государственный язык – молодые управленцы, которыми движут прагматичные цели без всяких сантиментов – чтобы бизнес легче двигался, нужно разговаривать с людьми на родном для них языке.Но у большинства интерес к языку подогрели последние события, происходящие и у нас, и в мире. Они дали не просто очень мощную встряску, после которой многие казахстанцы, независимо от этнической принадлежности, без всякой пропаганды и нажима сверху взялись за изучение государственного языка, но и возможность осознать, что настоя­щая их Родина – это Казахстан. Возраст этих людей – разный, он колеблется от 40 до 70 лет. Они честно признаются, что незнание казахского не приносило им раньше никакого дискомфорта, никто за то, что не знал его, не притеснял их, но теперь они осознанно связывают будущее свое и своих близких с Казахстаном. Когда говоришь с человеком на его родном языке – ведешь беседу с его сердцем, а когда говоришь на пусть и понятном, но чужом, то с его рассудком. А у нас все больше и больше людей, говорящих только на государственном языке, и одно-два слова, сказанные на нем, воспринимаются очень положительно, устанавливается эмоциональный контакт и доверительные отношения.Кстати, в Казахстане нет людей, совсем не владеющих государственным языком. Любого неказаха спроси, знает ли он казахский, и услышишь, что все понимает, но сказать не может. Моя методика как раз направлена на этих людей – разговорить их.Язык с нуляИзвестный в Казахстане адвокат Гульнара Жуаспаева стала постоянным членом дискуссионного клуба «Мәміле» именно по этой причине – чтобы услышать тех людей, права которых защищает. Она пришла туда во время первого локдауна, в марте 2020 года, и с тех пор не пропус­тила ни одного занятия. На днях она привела свою одноклассницу – такую же, как и сама, русскоя­зычную казашку.– Моя история интересная, – рассказывает Гульнара. – Я родом из Аксуатского района Семипалатинской области, где жили одни казахи. На станцию Шар, что в городке Чарск, мы переехали, когда я должна была пойти в первый класс. Мама настояла, сказала, что у нас, у детей, не будет перс­пектив, если пойдем в казахскую школу. Это был далекий 1972 год. Я не понимала, куда попала – в классе нас было 45 человек, среди них я единственная, кто не знал ни слова по-русски. Первый год мне пришлось пережить то, что сейчас называют буллингом. Это было не только из-за языка. Я вообще из многодетной семьи, у нас долго не было мальчиков и папа воспитывал меня как сына. И если все другие девочки пришли в школу с косичками, хвос­тиками и белыми бантами, то я – с мальчишеским чубчиком.Но школа была хорошей. Когда начали строить станцию Шар в Чарске, приехало много специалистов из России, их жены имели за плечами дипломы московских и ленинградских вузов. Вот они, эти жены спецов, и учили нас. Первый класс я закончила на четверки, а со второго по десятый была уже круглой отличницей. Плохо было лишь то, что казахского языка у нас не было совсем, в аттестате по этому предмету у меня стоит прочерк. Учителя-казаховеды в нашей школе больше месяца не выдерживали. Почему? Не знаю.Так что к окончанию школы мне уже самой стало казаться, что родной язык я забыла окончательно. Когда мама говорила, что мы, ее дети, стали манкуртами, даже не понимала, о чем идет речь, это страшное слово в те годы не было еще столь распространенным.Так как наша область была приграничной, то географически нам была ближе Россия, чем Алма-Ата, поэтому многие из нас после школы уезжали кто в Новосибирск, кто – в Барнаул. Я поступила на юридический факультет Алтайского государственного университета, но на четвертом курсе, когда проходила практику в прокуратуре, алматинские студенты уговорили меня перевестись в КазГУ: зачем, мол, тебе российское законодательство, если собираешься вернуться в Казахстан.Трудовую карьеру я начинала в райисполкоме, все делопроизводство было на русском, хотя население, около 70 колхозов, говорило только на казахском. Вот в те дни я и поняла, что у меня есть огромный пробел со знанием родного языка. Потребность в хорошем знании языка росла с каждым годом, но все не хватало времени – замужество, рождение детей, потом они поступили в университеты, надо было работать не покладая рук.15 лет назад наша семья перебралась из Семея в Алматы. Здесь необходимость восстановления родного языка стала еще острее, потому что ко мне в основном обращалась казахоязычная аудитория, среди них много активистов-общественников с обостренным чувством справедливости.Пыталась учить язык самостоя­тельно, но это была нерегулярно, бессистемно, урывками. Про языковой клуб популяризатора казахского языка Каната Тасибекова знала давно, всегда хотела попасть, но, как всегда, не хватало времени.И вот когда начался карантин с онлайн-занятиями, для меня, можно сказать, началось счастливое время – сразу записалась в ««Мәміле». Там мое самолюбие было удовлетворено – выяснилось, что с устной речью у меня все не так уж и плохо, хромала только грамматика. После окончания карантина продолжила занятия в этом клубе – начала больше знакомиться с людьми, которые, как и я, стали жертвами советского образования, когда родные языки оказались в статусах факультативных. Таких, как я, много, и мы собираемся каждую субботу в клубе, чтобы пообщаться и помочь друг другу. Языком владею уже настолько свободно, что уже и интервью даю на казахском, и на процессах тоже выступаю. Но документы пишу пока на русском, потом отправляю переводчику. Сама не берусь – от неправильно примененной юридической терминологии порой в судьбе подзащитного зависит очень много. Не получается пока у меня заниматься с индивидуальным репетитором, который научил бы меня еще и писать. Но уже прошла тестирование, где мне сказали, что если у меня есть огромное желание, то грамматику родного языка освою за две недели. По натуре я человек целеустремленный, если поставлю цель, то добьюсь. В машине постоянно слушаю сейчас казахские песни, дома включаю каналы на государственном языке. Очень надеюсь, что скоро родная речь у меня будет литься как песня. Вернее, уже смогу говорить именно так, но однажды, когда выложила в Сети видеоролик, где выступила на каком-то разрешенном митинге со стихами Кенжебека Абишева, написали, что Жуаспае­ва не знает казахского, впервые взялась говорить на нем. Вот такая расплата за адвокатскую популярность. Прицепиться больше не к чему, я правильный и законопослушный человек, единственный минус – язык. Иногда, бывает, говорю-говорю на казахском, и сама не замечаю, как перехожу на русский.Совхозные детиСоветское образование, стремившееся сделать нас всех одинаковыми, сильно ударило по национальной идентичности народов. Но сейчас, уверен Канат Тасибеков, все возвращается на круги своя – идет активное возрождение государственного языка. Одна из главных причин, способствующих этому, – демографическая. Наибольший процент населения составляют казахи (69%), а в традиционно казахоязычных семьях рождае­мость выше.– Следовательно, растет количество молодежи, обучающейся на казахском языке, – заявляет Канат Тасибеков. – Кроме того, огромную лепту в увеличение казахоязычного населения внес­ли кандасы – по официальным данным, за 31 год (с 1991-го по 1 февраля 2022 года) в Казахстан приехали свыше миллиона этнических казахов.Эту точку зрения подтверждает и доктор исторических наук, профессор ВКГУ им. С. Аманжолова Александр Алексеенко.– В 90-е годы наибольшее влия­ние на изменение этнодемографического состава республики оказывала миграция (эмиграция европейских этносов и репатриация этнических казахов), – говорит он. – В настоящее время все большее значение на ее эволюцию оказывают процессы воспроизводства, то есть соотношение показателей рождае­мости и смерт­ности. Этнические векторы при этом разные. Причиной уменьшения численности европейского населения вследст